Улыбка на лице боярина медленно увядала. Не догоняла Фаритовна, как вести себя следует.
- Шуточки шутишь? Я что на охотника похож?
Не любил барин, когда девки над ним потешались. Ох, не любил.
Хотел он было преподать своенравной красавице урок, да покуда думал, размышлял, кто-то взял, да испортил их скромный тет-а-тет. Да ещё как испортил! С диким визгом, от которого закладывало к чертовой матери перепонки, на голову боярина обрушилось нечто по ощущениям сродни палице богатырской. Неизвестная амазонка убила разом двух зайцев: и оглушила, и вырубила не ожидавшего коварства Артура. Прикрылись очи барина, рухнул он на земь, да так замертво и остался лежать, оставив девок мучиться-терзаться во кручинушке по судьбе своей дальнейшей.
Долго ли, коротко ли, а всё ж пришел боярин в себя, пошевелился и даже глаза открыть попытался. Голова от боли разламывалась, в горле пересохло, но сил подняться что-то он в себе не находил. Да ещё и руки затекли, никак не слушаются... Эко диво, да что же это? Лежит барин на листве опавшей, да понимает, что связаны руки-то за спиною, не пошевелить. Негодованье вдруг им овладело, забарахтался он, на бок перевернуться желая, еле справился, силы на гимнастику такую бесполезную растратив. Лежит, красный, как рак, к положению новому привыкает, а девицы неподалеку ждут-выжидают, когда угомонится плененный мужчина, да серчать перестанет. Да как тут не серчать-то? Когда, словно порося какого оглушили, повязали, на земле холодной без памяти бросили лежать... Он себе, поди, все интересные места застудил. Чай не лето уж. Должно же быть соображенье.
Помялся Артур, помялся, да видит - делать нечего. Придется сделать вид, что смирился, опасности для них больше не представляет. А, впрочем, они об том сами позаботились. Чуял боярин, что пуста наплечная кобура, вытащили пистолет и теперь ему самому нужно быть осторожнее, да вести себя осмотрительно. Чтоб хотя бы руки развязали, а там уж поди и поймут, что недоразумение вышло.
- Дайте попить, - прикинувшись вконец обессилевшим паинькой, тихо попросил Артур. Разжалобить решил, девки - существа жальливые. Авось дадут, тем более, что пить боярину и правда очень хотелось.
Вот только, как он понял, нечем было им пленника напоить. Посовещались девицы, да вдруг собрались на поиски воды отправиться. Заволновался боярин, да только слушать его не стали. Ушли, бросив одного. Даже пут не сняли.
Ну, может, то и к лучшему, - подумал Артур и принялся возиться, лапы свои высвобождать. Мало-помалу об корягу какую-то путы стер, да порвал, затекшие запястья потирая. Колготками его связали барышни! Нашли чем мужика усмирить.
Вдруг слышит - кричат в чащобе девки, надрываются. Никак повстречали кого-то на пути своем, уж больно голосят истошно. Взял боярин из корзинки нож свой складной, которым грибы срезал, да пошел глянуть, что творится там такого страшного с мучительницами.
Вышел из кустов-то, да не поймет, чего орут так дуры. На дерево вскарабкались обе, глаза по пятаку, но только нет никого рядом-то...
- Чего разорались? - нахмурился боярин, но только сделал он шаг, как обе вперились куда-то взглядами напуганными, и в ту же минуту позади раздался приближающийся шорох...
Никогда Артур не лазал по деревьям, а тут словно на крыльях туда залетел. Ну, как залетел... Повис на суку, где обе от борова прятались, да так повис неудобно... Вот-вот сорвется, да кормом для озверевшего кабана станет. Тот, паршивец, уж роет рылом своим, под корни подкапывает, деревце загубить хочет...
Видит боярин - дело труба. И про нож-то забыл, сук обнял, висит, еле держится. Догадались девицы пистолет тогда в ход пустить, но не поймут дуры, что делать-то нужно..
- С предохранителя снимите! - орет на них боярин, а сам чует - погибель его пришла, не продержится в таком положении больше.